Кварталы восходящего солнца

Китайцы с длинными косами резво катили тележки с дешевыми товарами по немощеным улицам, оглашая окрестности громкими криками. Степенные корейцы со своих лотков на обочинах зазывали прохожих купить у них свежие овощи. И нет-нет, да и мелькала в пестрой толпе фигура в кимоно, вежливым поклоном приглашающая заглянуть в прачечную. В этой картине, привычной для взгляда хабаровчан конца ХIХ века, японцы были хоть и небольшим, но очень ярким мазком.

«Французы Дальнего Востока»

Известно, что два первых японца, решивших остаться на дальневосточной земле, ступили на нее в конце 1860‑х годов. Произошло это во Владивостоке. Гости – братья с острова Хоккайдо – сбежали с иностранного судна, на котором работали, и в итоге остались в том городе, где случайно оказались. Они отправились валить лес и попутно – писать на родину письма, в которых рассказывали о том, что устроились очень неплохо. Сарафанное радио моментально разнесло эту весть по Японии. Во Владивосток полился ручеек из японских подданных – поначалу мелкий, вскоре он стал многоводным. Всего лишь через несколько лет японцы уже составляли 10 % от общего населения города.

Со временем для многих из них приморский город превратился в перевалочную базу, с которой они расселялись по другим населенным пунктам Дальнего Востока. Немалая часть следовала в Приамурье. И к 1900 году в крае проживало уже более 3500 японцев, из которых 236 осели в Хабаровске с общим населением в 23 тысячи человек. Численность гостей продолжала увеличиваться: в 1914 году в городе числилось уже 735 японцев. Правда, по сравнению с приезжими из Кореи, а в особенности – Китая, цифра оставалась не слишком большой.

Однако, несмотря на перевес не в свою пользу, подданные Японии смогли легко и быстро занять на Дальнем Востоке место под солнцем. Хотя приезжие, как правило, были небогаты и принадлежали к низшим сословиям – чаще всего крестьян, они никогда не занимались «грязной работой». Во‑первых, потому, что на этом рынке их бы просто обошли гораздо более неприхотливые китайцы. Во‑вторых, японцы могли выгодно торговать престижными товарами (дорогими продуктами, посудой, часами, канцелярией), заниматься «чистым» ремеслом (например, парикмахерским) и, соответственно, хорошо зарабатывать. А также – жить обособленно, соблюдая свои традиции, и даже организовать общество для представления интересов диаспоры. На Дальнем Востоке открылись крупные японские фирмы, школы, отделения банков и пара газет, которые издавались во Владивостоке.

Все эти события стали результатом изначального доброго отношения местных властей, которые приравнивали японцев не к азиатам, а к европейцам. Как выразился в своих мемуарах один из общественных деятелей Хабаровска тех лет Сергей Бабиков: «Японцы – это французы Дальнего Востока».

Японский лотос

Ювелирные, часовые и граверные мастерские, прачечные, ателье и парикмахерские японцев вольготно располагались на Средней горе (улице Муравьева-Амурского). Там же открылись и магазины, где продавались фрукты, вино и бакалея, соль, бумага и рыбацкие принадлежности. Японские заведения находились на пересекающей главную улицу Лисуновской (Комсомольской), Поповской (Калинина), Хабаровской (Дзержинского), Романовской (Тургенева)… Аккуратные и чистоплотные, усидчивые и кропотливые, вежливые и почтительные, японцы пользовались уважением и расположением не только властей, но и обычных горожан. Так что их мастерские и лавочки никогда не пустовали. Были среди хабаровских подданных Страны восходящего солнца даже врачи, хотя работали они неофициально и даже тайно. О случайном раскрытии властями одной из такого рода лечебниц сообщала в 1916 году местная газета.

Еще одна ниша, которую в Хабаровске с успехом занимали японцы, – фоторемесло. В Японии тогда бытовало поверье, что человек, который позволит себя снять, умрет, так что у себя на родине простора для творчества у фотографов не имелось. Хабаровчане же в это суеверие не верили и охотно делали свои портреты в мастерских Такеучи, Накакава и Нагата. Что примечательно, их конкурентом был также иностранец – француз Эмиль Нино. Впрочем, в его мастерской тоже трудился один японец.

«Фотография Такеучи работает во всякую погоду, ночью при магнии. Угол Муравьева-Амурского и Лисуновской улиц», – зазывала реклама в изящный особняк, украшенный фамильным лотосом японского семейства. Цветок, как и дом, по адресу: ул. Муравьева-Амурского, 5 сохранились и в наши дни. Ичидзи Такеучи, приехавший в Хабаровск в 1898 году, построил это здание в 1912‑м на арендованной у города земле. Первоначально там разместились отель и ресторан «Русь», быстро завоевавшие популярность, а также торговые помещения, где продавались одежда, часы и драгоценности. Но Такеучи, который давно и успешно занимался бизнесом в Хабаровске и во Владивостоке, со временем решил осуществить мечту юности и открыл фотосалоны в обоих городах. Он нанял семерых работников – пятерых соотечественников и двух швейцарцев, но чаще всего занимался фотографией сам. И делал это неплохо – с его снимков в типографии, которая впоследствии тоже перешла Такеучи, даже печатались открытки. Некоторые из них можно найти и сегодня. Чаще всего Ичидзи делал портреты, любил и семейные сценки. Охотно фотографировал свою большую семью, которая, включая совсем неблизких родственников, вся обосновалась на Дальнем Востоке. Нередко «моделью» Ичидзи становилась его жена Тэру – привлекательная молодая японка. Она запомнилась хабаровчанам еще и тем, что никогда не прогуливалась по улицам пешком. Собираясь покинуть дом, Тэру неизменно нанимала легкового извозчика – «ваньку». В 1921 году Ичидзи Такеучи, занимавший с 1915 года пост председателя японского общества, и его семья вернулись в Японию.

«Гейши» с Иркутской

Однако заработки японцев стремительно росли не только благодаря торговле, фоторемеслу или парикмахерскому искусству. Львиную долю их доходов составляло ремесло иного рода. В каждом крупном дальневосточном городе располагались целые кварталы «красных фонарей», принадлежавшие гостям из Страны восходящего солнца. Их количество лишь ненамного уступало аналогичным китайским заведениям, а по качеству же они считались гораздо лучше.

Публичные дома в то время работали вполне официально. Их деятельность регламентировалась законами, по которым, например, открыть такое заведение могла только женщина не моложе 30 и не старше 60 лет. Ей полагалось 75 % дохода с каждого обслуженного клиента. Сотрудницами могли стать девушки в возрасте от 16 лет и, как правило, до 25 лет. В публичных домах японцев работали их соотечественницы, причем очень охотно. В Хабаровске не хватало прислуги, но на объявления о найме к русским, несмотря на хорошие условия, откликались немногие японки – большинство предпочитало более легкий заработок.
Японские публичные дома процветали, обрастая соответствующей инфраструктурой, вокруг открывались рестораны и гостиницы, парикмахерские и ателье по пошиву кимоно. Все это пользовалось спросом: «жрицы любви» стремились напоминать гейш – носили сложные высокие прически и нарядные цветные кимоно, использовали яркий макияж.

«Босиком, в распахнутом ярком нижнем кимоно, с традиционной японской, но растрепанной прической. Сразу было видно, что она проститутка. Она была молода и красива. На вид ей было лет 15–17», – так описывала проститутку ее соотечественница Енеко Таидзуми, жена японского монаха из Владивостока. Она же вспоминала и другую встречу: «Из широкого парадного входа вышли несколько молодых девушек, одетых в яркие нижние кимоно; заметив меня, они то ли похвалили, то ли посмеялись, выкрикнув: «Миленькая, хорошенькая девочка!» Я была еще маленькая, но все же смогла представить, кто такие эти девушки и что это за заведение».

Однако в 1907 году градус вечного праздника в хабаровских кварталах «красных фонарей» существенно снизился. Домовладельцы обратились в городскую думу с просьбой избавить их от соседства с «веселыми» заведениями. Власти пошли навстречу хабаровчанам и «сослали» проституток из десяти публичных домов на улице Протодьяконовской (Фрунзе) на Иркутскую (ныне Студенческий переулок – окрестности ТЦ «НК Сити»): тогда она была окраиной города. Удаленный район уже не пользовался таким интересом у гостей, которые предпочитали найти желаемую услугу где-нибудь поближе, к примеру, у китайцев. Отныне и вплоть до интервенции 1918 года дела у японских сутенеров шли неважно.

Кровавая «дружба»

В 1904 году началась Русско-японская война. Она продлилась год и привела к поражению России. Поговаривали, что противникам слишком многое о положении дел в стране было известно заранее. Опасения по этому поводу высказывал и генерал-губернатор Приамурского края Павел Унтербергер. 17 декабря 1908 года он поделился ими в письме министру внутренних дел Петру Столыпину: « [Японское] Общество служит японскому правительству орудием для собирания через членов общества всех необходимых сведений, благодаря своей массе и в связи с работой профессиональных шпионов». Однако, хоть дела по шпионажу и возбуждались, их предпочитали решать миром, не доводя до суда и не предавая особой огласке.

Так или иначе, но японцы, покинувшие Дальний Восток на время боевых действий, возвращались обратно. В частности, в Хабаровск вернулось и семейство Такеучи. Снова открывались мастерские и лавки. Несмотря на недавние события, обстановка оставалась мирной – с виду ничего не изменилось. Японское сообщество продолжало жить своей жизнью. В 1915 году оно пышно отпраздновало коронацию нового императора. Еще через два года в России произошел государственный переворот. Год спустя на Дальний Восток пришла японская армия. 5 сентября она вошла в Хабаровск. Штаб японской дивизии разместился в гостинице Такеучи. По поводу захвата города местная диаспора устроила праздничный банкет… Официально японцы поддерживали нескольких казачьих атаманов, номинально защищавших прежнюю власть. Однако на деле и силы казаков, и японские интервенты боролись не с новым режимом, а с обычным мирным населением, и делали это крайне кроваво. Устав от беспредела, массовых убийств и грабежей, жители, далекие от политики, воспротивились. Множество их попыток дать отпор потерпело поражение, однако со временем маленькие группы самообороны стали собираться в отряды, а те – в армию. В феврале 1919 года очередная попытка японцев подавить бунт потерпела поражение, а ряды интервентов несколько уменьшились. В мае того же года на смену «ветра» отреагировала японская диаспора. Общество отправило своему правительству петицию о том, что теперь оно хочет придерживаться невмешательства во внутренние дела россиян.

Однако впереди было еще долгое и кровопролитное противостояние. Лишь в 1922 году войска оккупантов покинули большую часть российских территорий, а остров Сахалин оставался в их власти до 1925 года. За время японской интервенции погибли и пострадали десятки тысяч жителей Дальнего Востока. Но и в течение последующего десятилетия Япония не оставляла попытки нападения на Россию. В связи с этими событиями правительство нашей страны приняло решение о полной депортации всех азиатов с ее территории. В период с 1937 по 1949 год все они были выдворены за пределы России.

Только спустя десятилетия в истории отношений Дальнего Востока и Японии началась новая – мирная – страница. И жители Страны восходящего солнца вновь стали нередкими гостями в Хабаровске.


Юлия Михалева

Благодарим за помощь в создании материала ученого секретаря
Приамурского географического общества Александра Филонова.

Поделиться в соцсетях:
Комментарии
Пока пусто. Оставьте свой комментарий.